Первая часть

ПРО ПОРТРЕТЫ, ТРУПЫ И ОПЕРАЦИИ ЗА БЕСПЛАТНО

ПРО МОДУ НА НОСЫ, ПРОБЛЕМЫ С ДЫХАНИЕМ И НЕДОВОЛЬНЫХ ПАЦИЕНТОВ

ПРО ЗАГРАНИЦУ, САНКЦИИ И КОНКУРЕНЦИЮ С УЧЕНИКАМИ

ПРО СТРАХИ ПАЦИЕНТОВ И РЕАЛЬНЫЕ УЖАСЫ ИЗ ОПЕРАЦИОННОЙ

ПРО ЗАРПЛАТУ, МАТ И ВАРИКОЗ

ПРО ПОРТРЕТЫ, ТРУПЫ И ОПЕРАЦИИ ЗА БЕСПЛАТНО

Как вы пришли в профессию? Пластическая хирургия — не самый популярный выбор для девушки.

Наверное, на меня повлияло то, что я всю жизнь рисую. Причём в основном портреты. Меня завораживает красота и гармония человеческих лиц и тел, особенно женских.

Когда я увидела пластического хирурга за работой, подумала, что он тоже своего рода художник. Только вместо кисти у него скальпель, а вместо холста — человек.

За одну операцию можно вернуть человеку здоровье и сделать его красивее и счастливее. Тогда я поняла: это то, чем я хочу заниматься.

Сталкивались ли с предрассудками?

Да, конечно. Было много давления в университете и в ординатуре: «В хирургии женщине не место, иди в педиатры!». Также существует высокая конкуренция – в выборе учеников хирурги часто отдают предпочтение мужчинам. То же и с дальнейшим карьерным ростом. Но я преодолевала предубеждения общества и собственные страхи.

Приходилось закрывать глаза на сексистские высказывания в свой адрес и постоянно доказывать, что я не хуже, а зачастую и круче мужчин-хирургов.

Нужно быть лучшей из лучших и работать больше других. Думаю, в том числе с этим связан мой сегодняшний успех. Но радует, что со временем гендерный дисбаланс выравнивается: всё больше встречаю женщин-коллег.

Как выглядел ваш карьерный путь? В топовую клинику вы не сразу попали, наверное.

Я начинала как ЛОР-врач в экстренном приемном отделении. Затем закончила ординатуру по пластической хирургии. Работала в двух клиниках одновременно. В одной я постепенно стала самостоятельным хирургом. В другой ассистировала у ведущего специалиста, перенимая у него ценный опыт и сразу же применяя его в своих операциях.

Первыми пациентами были мои друзья и знакомые.

Я оперировала «за спасибо», только за оплату расходных материалов. Не зарабатывала ничего, кроме репутации. Руководство увидело мои работы и стало доверять мне коммерческих пациентов, но сначала с большими скидками. Зато я очень много оперировала и быстро росла как специалист.

Вот уже шестой год я работаю пластическим хирургом. Несколько месяцев назад меня пригласили в классную, престижную клинику. Теперь я работаю на Чистых прудах, и у меня запись на полгода вперед.

Вы хирург-ринопласт, спец по носам. Это продолжение профессии ЛОРа?

Во многом да. По первой специальности я отлично знакома с анатомией, физиологией носа и неоднократно оперировала для улучшения дыхания. Но я всегда хотела заниматься внешней эстетикой. После первых ринопластик возник повышенный спрос именно на такие операции в моем исполнении.

Чем больше носов оперируешь, тем лучше они получаются, и тем больше пациентов хотят получить от тебя нос :)

В конечном итоге стало не хватать времени на практику в других направлениях – например, в маммопластике или фейслифтинге. Тогда я поняла, почему существует негласное выделение специалистов по ринопластике в элитную касту среди пластических хирургов. Нос — действительно, дело тонкое. Для успешного выполнения таких сложных операций с множеством нюансов необходимо много времени и усилий. Нужно обучиться именно ринопластике, пройти множество недешевых кадавер-курсов и т.д.

Ой, «кадавер-курсы» это что, тренировки на трупах?

Да, на кадаврах (лат. cadaver). Труп уважительно называется кадавер-материалом. Самые ценные занятия — те, где используется трупный материал человеческого происхождения, чтобы всё было как в реальности.

Для отработки техник ринопластики используются человеческие головы. Это не препараты в формалине, а «свежие», если можно так выразиться.

В России запрещено использовать мертвых для подобных целей, так что биоматериал доставляется из Америки. Именно поэтому все кадавер-курсы ОЧЕНЬ дорогие. В России средняя стоимость таких курсов около 150 000 рублей. В Турции однодневный курс обошелся мне в 450 000 рублей.

Как это выглядит? Столы с головами?

Сначала идет теория, а затем под контролем наставника мы отрабатываем на практике всё, что обсудили ранее.

Это происходит в анатомической лаборатории. Прохладное помещение с мраморными столами, подготовленные стерильные инструменты, простыни, халаты и перчатки — всё как в настоящей операционной. Единственное отличие в том, что пациент не живой.

На таком курсе можно отработать новую методику, которую рискованно пробовать сразу на живом пациенте. Здесь, сделав разрез, можно увидеть, не повредились ли нервы или сосуды: они специально покрашены. После таких тренировок на реальной операции хирург уверен в каждом своем движении.

ПРО МОДУ НА НОСЫ, ПРОБЛЕМЫ С ДЫХАНИЕМ И НЕДОВОЛЬНЫХ ПАЦИЕНТОВ

У ваших пациентов чаще нос «некрасивый» от рождения или из-за травм?

Почти у всех людей с асимметричным носом в прошлом были травмы. Хотя не все их помнят — это могло произойти в раннем детстве. Например, неудачная поездка с горки или битва лопатками в песочнице. Мягкие детские кости и хрящи могли сместиться на полмиллиметра, но никто этого не заметил. Потом нос вырос — и стало видно, что он «покосился». Асимметрия стала более очевидной.

А вот горбинка — это, как правило, генетика.

На 2/3 нос состоит из хряща, а хрящ и кость не всегда развиваются с одинаковой скоростью. Если хрящ растет быстрее, чем скелет лица, становится тесно. И в месте соединения хряща и кости может возникнуть выпуклость — горбинка. По аналогичному сценарию может возникнуть искривление перегородки.

Меняется ли мода на носы? В тренде курносость или прямая спинка?

Кукольный нос, который выглядит «сделанным», больше не считается красивым. Всё больше пациентов хотят естественный результат. Возможно, моё восприятие слегка субъективно, так как ко мне обращаются именно за натуральностью.

Цель ринопластики — добиться такого результата, будто у пациента идеальный нос от природы.

Судя по тому, что я наблюдаю на конференциях, вся хирургия движется в сторону минимальных вмешательств. Где раньше требовалось располосовать живот при удалении аппендикса, сейчас делается эндоскопическая операция через три небольших отверстия в брюшной стенке.

То же и в пластической хирургии. Раньше ринопластика делалась в основном так: открыть нос (отодвинуть покрывающий его кожный лоскут), раздолбать все внутри долотом и молотком (буквально), и собрать заново. Ах, да, еще взяв часть хряща из ребра пациента. Поэтому естественность не всегда удавалась.

Сегодня все чаще применяются методики вроде моей любимой «сохраняющей ринопластики». Работая в этой методике, мы вообще не трогаем спинку носа, только срезаем немного хряща и кости у основания, чтобы «занизить» нос и сгладить горбинку. Вместо «открытого» доступа применяем «закрытый», благодаря чему снаружи не остается рубцов. Вместо молотка — ультразвуковой пьезотом, который срезает буквально доли миллиметров. Восстановление занимает меньше времени — уже через неделю пациенты могут выходить из дома без синяков.

Конечно, с такими хирургическими тенденциями нос после ринопластики всё чаще выглядит «как родной».

Можно заказать нос любой формы, или чудес не бывает? Технические ограничения есть у хирурга?

Безусловно, ограничения существуют — они физиологические и анатомические.

Пластическая хирургия — это не о полном переделывании внешности, а всегда об улучшении исходника.

Да, мы можем заузить спинку и кончик носа, изменить размер ноздрей, убрать горбинку, понизить или повысить переносицу. Однако мы не в силах изменить тип кожи. Поэтому у человека с толстой плотной кожей из мясистого носа можно сделать более аккуратный и узкий носик. Но не точеный, так как под такой кожей «грани» не будут видны.

Изменить пропорции лица мы тоже не в состоянии, поэтому новый нос должен гармонировать с остальными чертами. Например, девушке с крупными глазами, широкими скулами, объемными губами и выпуклым лбом не подойдёт маленький вздернутый носик.

Для этого хорошие хирурги делают моделирование: в специальной программе они «рисуют» новый нос на существующем лице и вместе с пациентом оценивают его с разных ракурсов, чтобы заранее понимать, каким будет результат.

А дышать после ринопластики не станет труднее? Насморки не участятся?

В идеале, ринопластика или риносептопластика (когда затрагивают и носовую перегородку. — Прим. ред) должна, наоборот, решить такие проблемы, как заложенность и зависимость от сосудосуживающих капель, и при этом улучшить эстетику.

Однако не все пластические хирурги, даже специализирующиеся на ринопластике, умеют хорошо оперировать носовую перегородку или разбираются в работе носовых раковин и пазух. В таких случаях они часто приглашают ЛОР-врача для совместной работы — это хороший вариант событий. Плохой вариант — когда после ринопластики у пациента ухудшается дыхание.

Поэтому, если бы я шла на ринопластику имея какую-то травму или жалобы на нарушение дыхания, я бы выбрала пластического хирурга, который разбирается не только в эстетике, но и во внутренней анатомии и физиологии носа, в ЛОР-специфике.

Часто ли пациенты пластического хирурга недовольны результатом?

Нечасто, но бывает. Недовольные делятся на три категории:

1) Тревожные пациенты, у которых всё хорошо. Восстановительный период после ринопластики длится до года, в иных случаях – до двух. Но некоторые люди спустя месяц после операции думают, что это и есть окончательный результат. Когда они пишут: «Мы договаривались, что нос будет меньше!», мы терпеливо напоминаем, что отёк сходит в течение нескольких месяцев и результат обязательно улучшится.

2) Реальные осложнения. Хирургия — это всегда риски, и иногда заживление может проходить неидеально. Тогда мы корректируем схему послеоперационного домашнего ухода, назначаем дополнительные препараты и процедуры. При необходимости я провожу хирургическую коррекцию и в дальнейшем наблюдаю пациента в два раза тщательнее.

3) Редкий случай, когда всё прекрасно зажило. Результат красивый, совпал с моделированием, дыхание свободное, но пациент хочет подправить «еще чуть-чуть».

В моей практике было всего два таких случая, и оба раза я отказала в коррекции. Потому что — повторюсь — хирургия всегда сопряжена с рисками. Чем чаще вмешиваются в одну и ту же область, тем выше шанс осложнений: заметные рубцы, асимметрия, проблемы с дыханием. Я не стану подвергать здоровье пациента лишним испытаниям без явных показаний.

Скольким пациентам из ста отказываете и почему?

Таких процентов пять. Чаще всего это связано с третьей категорией людей из предыдущего вопроса: пациенты с проявлениями дисморфофобии или патологического недовольства своей внешностью. Часто это пациенты с уже хорошим результатом после других хирургов, желающие получить что-то нереалистичное.

Таким пациентам я твёрдо отказываю и стараюсь отговорить их от операции в принципе.

И ещё пятерых из ста снимаем уже из готового расписания. Это происходит, когда после консультации, согласования всех пожеланий и моделирования у человека возникает сильная тревожность. Такие пациенты многократно просят переделать моделирование, требуют список анестезиологов клиники и так далее.

В таких случаях я приглашаю их на дополнительную консультацию, чтобы объяснить плюсы и риски, предлагаю подумать, обсудить тревогу с психологом. Даю возможность обдуманно принять решение и записаться снова.

ПРО ЗАГРАНИЦУ, САНКЦИИ И КОНКУРЕНЦИЮ С УЧЕНИКАМИ

Вы сами ездите на обучение за границу. А как относитесь к пластическому туризму пациентов? Есть смысл делать нос у кавказского хирурга, а за грудью ехать в Майами?

Я считаю, что выбирать надо не страну, а специалиста. Если ваш идеальный доктор находится в другом городе или даже стране, можно слетать к нему. У меня часто бывают пациенты из разных концов страны и из соседних стран.

Но к дополнительным рискам такого туризма нужно быть готовыми. Не получится наблюдаться с той же регулярностью, как дома, или срочно доехать до своего доктора. Также существует языковой барьер, который может затруднить объяснение своих желаний врачу и добавить лишние затраты на переводчика.

Поэтому, при прочих равных, я бы выбирала врача в своей стране. Ориентируясь на тех, чьи работы мне нравятся, и кто владеет современными методиками.

А есть из кого выбрать? На каком уровне в мире российская пластическая хирургия — мы круты или догоняем?

У нас есть талантливейшие хирурги, которые постоянно учатся и осваивают новейшие методики. И оборудование в хороших клиниках на высоте. Сервис зависит не от страны, а от конкретной клиники. У нас, например, всё выстроено под максимальный комфорт и безопасность пациента. Не в каждой престижной зарубежной клинике есть такие условия.

Недавно в Турции, в известной клинике со всемирно известным хирургом, мы обменивались опытом с коллегами из Европы и Азии. Я уехала с четким пониманием, что российская пластическая хирургия находится на топовом мировом уровне.

Но есть и врачи, которые оперируют по старинке, оправдывая нежелание совершенствоваться тем, что у них «проверенные методы». Таких можно встретить и в Европе, и в США, и в Турции – стране, на которую все равняются именно в ринопластике.

Это возвращает нас к правилу: важно найти «своего» врача.

А санкции на нашу хирургию влияют?

Был период, когда исчез шовный материал, который мы заказывали из Америки. Мы пробовали аналоги из Индии и других стран; далеко не все меня устраивали. Клиника перешла на них.

Со временем наладился параллельный импорт, и я вернулась к американским материалам. Беру на себя дополнительные расходы, зато имею предсказуемый результат.

В вашей области есть прорывы? Лазерные ножи, нанонити и прочая фантастика-футуристика?

Всё новшества скорее касаются методик для минимальной травматизации.

Я, например, придумала приём, чтобы было проще сохранять связки между кожей и спинкой носа. Когда я начала его применять, практически отпала необходимость колоть пациентам препараты от отеков после операции.

В Россию приходит зарубежная практика использования ретиноидов, которые сглаживают текстуру эпидермиса, «уплотняя» его и помогая людям с толстым типом кожей получить более изящные носы.

Еще одна методика, которую я «подсмотрела» на обучении, но доработала сама, — крепление специального материала поверх носа, чтобы избежать сильного отёка после снятия гипса.

Пациенты часто расстраивались, что нос сразу после операции похож на картошку. Пластические хирурги борются с этим по-разному. Например, мой коллега «пришивает» кожу к носу, чтобы сдержать отёк. Выглядит как стёганое одеяло.

Я же придумала использовать накладку, вырезанную из плотного поролоноподобного материала, где выточены все изгибы носа. Выглядит это как форма для отливки скульптуры. Пациент ходит с такой накладкой после операции. Отёк под ней распределяется равномерно по поверхности носа. И когда мы снимаем гипс, человек видит не раздутую картофелину, а нос задуманной формы; просто чуть крупнее, чем нужно. Это уже красиво и позволяет спокойно выходить на улицу.

Получается, вы по-прежнему не можете сказать, что уже всему научились?

Ни один хороший врач такого о себе не скажет. Пока осваиваешь новую методику, кто-то за океаном уже придумал что-то ещё более крутое. Если забросить самообразование и конференции на 3-5 лет, отстанешь: все могут начать оперировать каким-нибудь нано-лазером, пока ты как пещерный человек, со скальпелем :)

С обучения каждый раз привозишь что-то новое: то шовный материал, то программу для 3D моделирования. С последней конференции я привезла программу, позволяющую за полчаса показать точную объемную копию головы с новым носом и измерить с точностью до миллиметра изменения, которые нужно сделать для получения этого результата. В России я пока первая, кто с ней работает.

Короче, если вы думаете, что вы самый умный в комнате — пора выйти из комнаты!

При этом у вас уже есть собственные ученики?

Да, один хирург из Махачкалы уже отучился и уехал на родину. Теперь там на него смотрят как на какого-то ведьмака из Москвы, который умеет делать невиданную в Дагестане сохраняющую ринопластику. Горжусь, как будто сына вырастила! :)

Вторая ученица получила диплом и проходит аккредитацию. Думаю, в этом году она начнет самостоятельно оперировать.

Не боитесь плодить конкурентов?

Нет. Если постоянно растешь и развиваешься, будешь всегда востребован. Обучая других, улучшаешь и свои знания.

«Пока объяснял, сам понял» — знаете же такую поговорку?

Моя мечта — чтобы через 10 лет у меня было 10 таких учеников, которые смогут обращаться ко мне за экспертной помощью. Каждый из них будет повышать общий уровень пластической хирургии в стране.

Как вообще они набирают клиентуру? Кто идёт к хирургу-новичку, как не боятся?

Люди прежде всего смотрят на результаты. Поэтому главное – хорошие руки и навыки. Но в нынешней цифровой реальности маркетинг обязателен, если хотите выдерживать конкуренцию. Моему ученику повезло: я помогла ему не только с техникой и знаниями, но и с продвижением личного бренда.

Первых трёх пациентов ему «привела» наша клиника: предложили операцию не лично у Иляны Гончаровой, а у её ученика. Делали хорошую скидку, просили отзывы. Так начало формироваться портфолио, которое мы оформляли и выкладывали в соцсети.

А дальше ему на руку сыграли региональные особенности. Вернувшись в Махачкалу, он прооперировал девушку, которая вела блог. Небольшой по московским меркам, но популярный среди местных женщин. Она поделилась с подписчиками своим опытом ринопластики, и сработало сарафанное радио.

В регионе, где все про всех знают, новости о хорошем враче с современными методиками из Москвы распространились быстро. Его расписание уже заполнено.

Что больше влияет на ценник и очередь клиентов — реклама или «сарафанка»? Можно ли пластическому хирургу не вести соцсети в 2024?

Сарафанка не самый надёжный способ. Пластика — не ботокс, не каждой подружке можно такое посоветовать.

Имена плохих хирургов быстро распространяются по интернету со скандалами, а хорошим нужно вкладывать усилия в соцсети, сайт и рекламу. Это важная часть работы.

ПРО СТРАХИ ПАЦИЕНТОВ И РЕАЛЬНЫЕ УЖАСЫ ИЗ ОПЕРАЦИОННОЙ

Есть ли мифы, которые вам мешают в работе?

Есть распространённые страхи. Например, что будет больно. Но нам повезло: нос не имеет крупных нервных пучков, поэтому боль после операции вполне купируется лекарствами.

Некоторые люди панически боятся задохнуться из-за турунд (марлевых тампонов, которые вводятся в нос после операции). Вместо них я ставлю сплинты — специальные мягкие силиконовые вставки с отверстиями. Они держат новую форму носа, но в отличие от турунд, позволяют дышать. Слегка затруднённо, как при насморке, но задохнуться невозможно.

Еще один миф, навязанный ужастиками — что пациент может «проснуться» во время операции и почувствовать всё. Это просто невозможно.

Общий наркоз — это не «заморозка», как у стоматолога, когда вводят препарат и стараются успеть прооперировать за то время, пока он действует.

Во время операции под общим наркозом пациенту непрерывно вводятся препараты для анестезии. Он подключен к нескольким системам мониторинга, которые отслеживают дыхание, частоту сердечных сокращений и другие показатели. Анестезиолог постоянно следит за показателями и корректирует дозы препаратов.

Чтобы вывести человека из наркоза, требуется полчаса активных усилий анестезиолога и препараты с «бодрящим» действием: кофеин и т.п.

Ну и финальный страх, который не позволяет людям решиться на желанную пластическую операцию: «А вдруг не понравится результат?».

Для этого мы делаем моделирование и обязуемся, что результат будет минимум на 95% совпадать с заранее «нарисованным» носом.

А как вы делаете это сопоставление с моделированием? Распечатка висит в операционной?

Да, причём фото смоделированного носа расположено «лёжа», чтобы можно было точно сопоставлять с формой носа пациента на операционном столе.

А перед операцией я делаю цифровую разметку: накладываю фото исходного носа на результат моделирования и отмечаю, на сколько миллиметров нужно опустить спинку, поднять кончик и т.д., чтобы во время операции видеть чёткое ТЗ.

И, конечно, я смотрю КТ пациента, чтобы в 3D понять асимметрию внутренних костно-хрящевых структур и учитывать это в работе: например, с одной стороны убрать побольше, а с другой поменьше, чтобы получить одинаковые «половинки».

Какой случай из вашей практики самый сложный?

Хуже всего переделывать работу за другими хирургами, которые не справились и отказались корректировать своё творение.

Были пациенты, которым на предыдущей ринопластике удаляли лишнее. Например, колумеллу (перегородку внизу носа, между ноздрями. — Прим. ред.) или хрящи в кончике носа. Нужно усердно потрудиться, чтобы восстановить отрезанное.

Одна из пациенток была моей коллегой, врачом. В детстве у нее была вбитая травма носа.

В подростковом возрасте ей пытались сделать ринопластику, но она была сделана неправильно. Нос остался вдавленным, ещё и искривился.

На операции я делала восстановление с помощью рёберного хряща, но уже с правильной техникой. В итоге нос выглядит так, будто у неё никогда не было ни детской травмы, ни неудачной ринопластики.

Ещё одна пациентка приехала с комплексом проблем после неудачной операции: огромные сложности с дыханием, нос, который слишком сильно укоротили в высоту, но оставили длинным в профиль.

Восстанавливать это нужно в два этапа. Первый этап мы завершили: нос уже приобрел нормальную длину и в анфас, и в профиль, улучшилось дыхание. Вторым этапом будем симметризировать ноздри.

А страшные случаи бывали?

Был один случай, когда во время риносептопластики я заметила у пациентки повышенную кровоточивость тканей, хотя анализы свертываемости были в порядке.

Мы с командой всё сделали филигранно, без лишних повреждений. Вместо привычных силиконовых сплинтов я затампонировала пациентке нос ватно-марлевыми турундами поплотнее. Все выдохнули.

Однако через 20 минут после операции меня экстренно вызвал анестезиолог: он не мог вывести пациентку из наркоза.

У неё не останавливалось кровотечение. Кровь пропитала турунды насквозь и уже стекала по задней стенке носоглотки.

Ситуация была нестандартная, требовала экстренных мер. Просто ввести побольше препаратов для повышения свертываемости было нельзя: они действуют долго и могут привести к тромбозу. Оставить все как есть тоже нельзя, кровопотеря угрожающая.

Хорошо, что я сталкивалась с подобным ранее, когда работала ЛОР-врачом в экстренном отделении! Я вспомнила всё и из подручных перевязочных материалов и трубок катетера смастерила специальные тампоны для особой задней тампонады, чтобы плотно перекрыть кровотечение и при этом сохранить возможность дышать.

Кровотечение удалось остановить, и мы оставили пациентку в стационаре для наблюдения. В дальнейшем заживление шло в обычном режиме, и с девушкой и её носиком всё было хорошо.

Но пластический хирург без опыта работы ЛОР-врачом мог бы растеряться и упустить важное время.

Фух! Может, было и что-нибудь весёлое?

Да, один из пациентов запал на мою ученицу, ассистентку. На приёме после операции он начал задавать мне вопросы о ней. Сначала начал издалека: где она училась, давно ли работает.

А я не поняла, что он просто хотел узнать побольше об объекте своей симпатии; решила, что у него есть к ней претензии. Начала её выгораживать: рассказываю, какая она умница, подающий надежды хирург, просто пока у неё поменьше опыта. Мол, если у вас есть какие-то вопросы, можете задать их мне!

Моя помощница, которая присутствовала при разговоре, сразу всё поняла и пять минут незаметно тыкала меня бок, прежде чем я сообразила, что к чему.

Недавно столкнулась с ними, когда они выходили со свидания из кафе.

ПРО ЗАРПЛАТУ, МАТ И ВАРИКОЗ

Сколько часов в неделю работаете?

У меня пятидневка, но немного нестандартная. В субботу — приёмный день, а со вторника по пятницу — операции, обычно по одной.

До недавнего времени операционных дней было три, но по две операции подряд. Утомительно. А для пластического хирурга усталость и потеря концентрации губительны. Поэтому я приняла решение сосредоточиться не на количестве, а на качестве.

Как выглядит ваш рабочий день? Во сколько начинаете и заканчиваете, бывает ли такое, что приходится задержаться?

В приёмный день консультирую пациентов и провожу осмотры.

В операционный — начинаем работать с 9 утра. За первый час нужно осмотреть пару прооперированных пациентов и пообщаться с тем, кто отправляется в операционную.

В 10 часов начинается операция, в среднем до 13:00-14:00. Затем короткий обед — и переходим к перевязкам пациентов, прооперированных неделю назад; им пора снимать гипс. Это очень радостное время: можно наблюдать за реакцией людей, которые впервые видят свой новый нос!

Заканчиваем примерно в 18 часов. Но иногда во время операции случаются сюрпризы, и мы можем провозиться до позднего вечера. Не самый нормированный рабочий день у хирургов :)

Как у вас ещё не повылазил варикоз и не отвалилась поясница — стоять по много часов, склонившись над столом?

Не в бровь, а в глаз. Профессиональные болезни хирургов — это варикоз и проблемы со спиной.

У одного моего коллеги грыжа межпозвоночного диска защемила нерв так, что он не мог нормально двигаться. Пришлось делать операцию на позвоночнике, после которой он очень долго восстанавливался. Ему всего 35 лет!

Для меня это был повод серьезно задуматься: хочу ли я рисковать возможностью вести активную жизнь и работать. Поэтому у меня теперь для спины всегда в расписании массажи, плавание и специальные тренировки на тренажёре.

А вот с ногами пришлось помучиться.

В компрессионных чулках на операции не только пациент, но и доктор.

Но даже с такой профилактикой варикоза и при регулярном плавании ноги у меня всегда болели и были «свинцовыми» после работы.

По советам опытных коллег я купила домой специальный аппарат, который с помощью вибрации эффективно делает лимфодренаж. Плюс утренние пробежки на дорожке с той же целью — активизировать лимфу. И жизнь наладилась!

Что больше всего нравится в работе?

Две вещи. Во-первых, сам процесс творческой работы руками. Как будто рисуешь картину или создаешь скульптуру, отсекая лишнее. Из операционной я выхожу с чувством удовлетворения.

Во-вторых, естественно, когда вижу счастливую реакцию пациента. Кстати, не всегда эта реакция происходит в момент снятия гипса. Там иногда скорее удивление, чем радость. А вот через несколько месяцев, когда отёк сходит, пациенты на осмотре появляются со светящимися глазами и абсолютно другой самооценкой — это всегда заметно. Круто подарить человеку такое чувство любви к себе!

А есть то, что наоборот, бесит?

Раздражает, когда у людей в голове пластическая хирургия = фотошоп. Просят, чтобы я сделала нос таким же, каким его делает корейский фильтр в телефоне. А в природе не бывает таких носов. Идеальная симметрия не присуща живому.

Иногда человек начинает видеть в непривычном носе после операции несуществующие недостатки: «Если я вот так встану и сверху посвечу на себя вспышкой, то тень слева на 0,3 мм отличается от тени справа».

Ещё бесит, когда делаешь суперсложный шов в узком закрытом доступе, прокалываешь тончайшие отверстия, чтоб минимизировать повреждение тканей, протягиваешь иголочку ювелирно между связками… Минут пятнадцать возишься, наконец, всё, затягиваешь. А шов не затягивается — узел образовался. Распутываешь, снова переделываешь — и тут нитка рвётся! Ещё четверть часа переделывать все заново.

В такие моменты очень хочется материться!

Что в работе самое сложное?

Сделать нос таким, как запланировали на моделировании. Часто бывает, что мы с операционной бригадой уже сделали хорошую работу, но я ещё час кружусь вокруг пациента, чтобы получить именно ту форму, какую мы согласовали. Эти последние доли миллиметров очень важны, но они занимают значимую часть работы и требуют терпения и выдержки.

Есть ли в вашей профессии сленг?

«Шовник» — шовный материал.

«Фасетки» — изобретённые мной накладки на нос. Названы так по «фасеточным теням» над ноздрями и под кончиком носа при рисовании портрета.

«Кровит» — короткая команда анестезиологу. Означает: «Замечаю, что кровоточивость повысилась. Скорее всего, у пациента поднялось давление, проконтролируйте!»

Вопрос про деньги. Сколько зарабатывает пластический хирург в самом начале работы и спустя 5-10 лет стажа?

Профессия пластического хирурга очень похожа на профессию артиста. У нас тоже не зарплата, а гонорары. И даже самый талантливый может не иметь достойного дохода, пока не станет известным. Есть «спрос» на выступления или операции — есть деньги.

За первую свою коммерческую ринопластику я получила 50 000 рублей. После работы ЛОРа на полставки во время учёбы это было «вау»!

Когда по 12 часов потоком принимаешь людей с гайморитами-синуситами-соплями за 30 000₽ в месяц, получить сразу 50 000₽ за несколько часов работы — настоящий прорыв.

Сегодня ринопластика в нашей клинике стоит от 460 до 500 тыс. руб. Около 30% суммы — выручка клиники, ещё треть — зарплата моей команде и затраты на материалы. И только треть остаётся у меня.

А для пациента что входит в эту сумму?

Всё, кроме анализов перед операцией: это ещё примерно 20 000₽ по московским ценам. Для пациентов из регионов дешевле сдать анализы дома.

Всё остальное: стоимость наркоза, материалов, препаратов, пребывания в клинике, осмотров и перевязок в течение всего периода реабилитации — входит в эту сумму.

Если пациенту необходимо, например, что-то колоть для уменьшения отёков и т.п., — это для него бесплатно. При хирургической коррекции по объективным показаниям оплачивается только стоимость анестезии, а не моя работа.

В общем, для пациента в сумму включено всё — от момента госпитализации в клинику до окончательного результата через год.

Какой совет можете дать тем, кто хочет сделать пластическую операцию, но сомневается?

Прийти на консультацию! Это самый классный совет.

Консультация вас ни к чему не обязывает, но позволяет задать все вопросы и обсудить любые сомнения. На приёме у хорошего пластического хирурга вас никогда не осудят, но внятно расскажут о всех плюсах и рисках, развеют страхи и покажут, как будет выглядеть результат на вашем лице. Просто дадут всю информацию, с которой вы сможете принимать взвешенное решение.

Понравилось интервью? Читайте другие: вот алфавитный указатель — выбирайте на свой вкус. И подпишитесь на Рабдно в телеграме, инстаграме и ВКонтакте.
Вы не пропустите новые интервью, а нам будет приятно.